Почему знаки Z и V не приживаются в Беларуси, в чем причина успеха мема с Лукашенко и как вторжение России в Украину меняет отношение к беларусскому языку?
MOST поговорил об этом с Дмитрием, автором филологического блога «Филолобайки» и переводчиком игры Wordle на беларусский язык.
— Еще до войны, в январе 2022 года, многие как одержимые играли в игру Wordle, в которой с шести попыток нужно было угадать слово из пяти букв. Один день — одно слово. Вы придумали версию этой игры на беларусском языке «Ўордлі». А потом началась война в Украине. Вам пришлось из-за этого как-то менять слова в игре?
— Я всегда просматривал, какие слова будут загаданы в ближайшее время: хотелось, чтоб они были разнообразные, чтобы чаще попадалась примечательная белорусская лексика. Несколько слов выбрал тематических, соответствующих дате игры. Последний раз я проверил слова 22 февраля. Например, на 23 поставил «мірны» — к сожалению, это оказался последний мирный день. После начала войны у меня пропала техническая возможность контролировать загадки. До начала апреля еще игрался запас проверенных слов, а сейчас выпадают действительно случайные.
— Какие беларусские слова люди труднее всего угадывали?
— В Ўордлі никакой общей статистики не ведется: история игр каждого участника хранится только у них на компьютерах и телефонах. Можно только судить по отзывам. Мне кажется, что тяжелее угадываются слова с редкими буквами (например, «рацыя» или «шпіён»), а также глаголы и прилагательные — наверное, игроки все же больше ждут имен существительных.
Сложность еще в том, что все глаголы загаданы в форме инфинитива, а все прилагательные — в единственном числе мужского рода, и потому заканчиваются одинаковыми буквами: даже если вы открыли зеленое «*одны», вам еще предстоит разобраться — это «модны», «водны», «родны» или «годны»?
— Какие перемены в языке вы заметили во время войны?
— Сейчас идет активная информационная война, пропаганда и контрпропаганда; наиболее удачные и растиражированные обороты закрепляются в языке в виде мемов. Вообще конфликт длится уже восемь лет, и большинство абстрактных тезисов о том, что вот наши хорошие, а ваши плохие, уже были обыграны раньше. Обороты, которые появляются сейчас, — это в первую очередь реакция на происходящие события.
— Например?
— Самый яркий образец — о русском военном корабле. Эта фраза была обречена на успех. В ней и лаконичная форма, и наша любимая сниженная лексика, и напрашивающийся смысловой переход от русского военного корабля к российским вооруженным силам в целом. Важна и история этой фразы: она стала популярной еще тогда, когда из новостей казалось, что пограничники с острова Змеиный погибли в бою. И тут такой буквально художественный сюжет: дерзкие последние слова героя перед смертью. Позднее мы узнали, что автор фразы жив, а еще спустя какое-то время русский военный корабль дошел до места назначения, и символизм стал еще мощнее. Что-то такое в духе Давида и Голиафа.
— А как быть с буквами Z и V?
— Вообще это очень неудобные символы, они плохо вписываются в контексты. Ну хорошо, Z на автомобиле как бы превращает машину в метафору танка — раньше ту же роль исполняли наклейки «На Берлин» и «Т-34». Но на каких-нибудь театральных афишах или государственных сайтах буква Z выглядит чуждой, она грубо врезана в контекст и никак не взаимодействует с остальными знаками.
Но вот в печатный текст латинские буквы вписываются очень хорошо, поэтому мы видим так много «РоскомнадZоров» и «КуZбассов». Вообще это известная забава с большой историей — искажать написания, придавать им экзотичность. Можно вспомнить певицу МакSим; Глюк’oZa была с большой буквой Z еще лет 20 назад; среди западных музыкальных групп популярен «хэви-метал умляут»: Mötley Crüe, Motörhead — пары точек над гласными не влияют на произношение и стоят только «для крутости». А как писали в интернете в былые времена, от падонкаффских текстов с последовательными ошибками в каждой орфограмме до заборчиков — это ведь тоже разновидности игры с написанным текстом.
— Вы встречали эти знаки в Беларуси?
— Я, честно говоря, не был в этом году в Беларуси, но, судя по всему, этих символов очень мало. Например, недавно проходил пророссийский марш по проспекту Независимости. Я на видео заметил официальный флаг Беларуси, флаги России, Советского Союза, НОДа, но ничего с Z-символикой, даже этого белого флага Z#СвоихНеБросаем не было. Видел две-три фотографии автомобилей с наклейкой Z, но они все на российских номерах.
Думаю, причина в том, что пророссийские взгляды имеют примерно те же люди, которые поддерживают Александра Лукашенко. Они не очень инициативны, больше склонны к участию в организованных мероприятиях, чем к индивидуальным актам символического выражения позиции. Те же из них, кто готов заявить о своих взглядах, скорее обратятся к более близкой им беларусской символике, которая также выражает приверженность Лукашенко — одну из ключевых идей их идеологии.
— Появилось что-то свое в языке (в русском или беларусском) антивоенное или провоенное? Или какая-то своя «спецоперация» вместо слова «война»?
— В Беларуси я уникальных неологизмов не встретил. Тезисы провоенной стороны целиком выравнены с российской агитацией и катятся по рельсам, построенным еще в 2020, здесь не приходится ожидать какого-то креатива. Судя по заявлениям Александра Лукашенко в 2020 году, он пригласил на помощь сотрудников российской пропаганды, и они взяли конструирование государственных нарративов в свои руки. Во всяком случае тогда резко пропали полутона в характеристиках Украины и появился упор на прозвище «Батька», вообще-то непопулярный в Беларуси, но активно продвигаемый в России.
Вторая сторона тоже опирается на мемы из общего украинско-беларусско-российского антивоенного инфополя. Есть, конечно, уникальные темы для размышлений: состоявшийся качественный переход из «неверагодных беларусаў» в граждан страны-соагрессора, внутреннее противостояние Беларуси и Белоруссии, однако устойчивых выражений, возникших на этой почве, я не встречал.
— Как вам, кстати, мем с Лукашенко?
— История о нападении на Беларусь с четырех позиций стоит особняком. Вообще, это длинная и не очень удобная для регулярного воспроизведения фраза, которая особо и не выделяется среди выступлений Александра Лукашенко. Я не исследовал, но вполне допускаю, что у истоков ее популярности стояли не беларусы: мы-то каждую неделю сталкиваемся с подобными пассажами, а вот на международной арене это до сих пор может впечатлить.
Думаю, для Беларуси актуальнее не изменения в языке, а смена самого языка.
Идущая война весьма «лингвистична»: с одной стороны, ее оправдывают в том числе защитой русскоязычного населения, с другой — люди объединяются вокруг украинского языка и украинской культуры для сохранения своей нации. Конечно, нельзя говорить, что это буквально война русскоязычных против украиноязычных, в Украине действительно много людей говорят по-русски, считая себя украинцами. Но язык может быть средством самоопределения, и я вижу, что в Беларуси после 24 февраля довольно много людей, ранее говоривших по-русски, стали подумывать о постоянной практике белорусского языка или даже полного перехода на беларусский.
— Хочу спросить про изменения языка после августа 2020 года. Появились ли у провластных медиа и чиновников какие-то свои характерные иносказания? Как слово «хлопок» вместо слова «взрыв» в России.
— Такой новояз можно использовать в две стороны: и смягчать реальность, и ужесточать. Когда российские государственные СМИ рассказывают о внутренних событиях, они реальность смягчают. Жить в стране, где взрывы, наводнения, пожары — страшно; в стране, где случаются мелкие неурядицы вроде хлопков, подтоплений и задымлений — ну, терпимо. Рост цен — точно плохо, корректировка цен — во всяком случае непонятно. Так и война: безусловно, почти каждый скажет, что война сама по себе — это плохо, поэтому телевизор успокаивает: Владимир Путин не начинал войны, наоборот — он начал специальную операцию, чтоб войну (восьмилетнюю) закончить. Если же речь о врагах, внешних и внутренних, то используются более жесткие слова, с негативными коннотациями. С кем воюет российская армия по версии российских СМИ? С «националистическими батальонами» и «боевиками ВСУ». Не с «украинскими солдатами», точно не с «воинами» и уж тем более не с «защитниками Украины». Украинские СМИ, в свою очередь, тоже не зовут российских солдат «освободителями Донбасса».
Белорусская государственная риторика с 2020 года упирает на разгром своих врагов, используя негативно окрашенную лексику. Пространства провластных телеграм-каналов заполонили террористы, экстремисты и диверсанты. Такое вот отличие от российского подхода: там неугодные СМИ — иностранные агенты, эдакие хулители России за западные деньги. В Беларуси оппозиционные СМИ — экстремистские формирования, то есть как будто бы источники буквальной опасности жизни и здоровью. Я не уверен, что некоторому стороннику Лукашенко из глубинки комфортно живется в стране, которая кишит террористами.
Наиболее ярко в 2020 года проявились иносказания в символической сфере. Это был процесс болезненный для общества, но интересный с семиотической точки зрения. Когда стало ясно, что бело-красно-белый флаг — почти наверняка арест, люди стали искать другие способы выразить свою позицию. Флаг Канады — арест. Герб Речицы с «Погоней» — арест. Где-то видел новость, что человеку не разрешили повесить флаг Кабо-Верде — это забавно, потому что флаг этого государства похож на флаг Евросоюза с бело-красно-белой полосой, лучше и не подобрать. Бело-красно-белые зефирки? Гирлянды в окне? Белый лист бумаги в окне? Красно-белая одежда? Все однозначно интерпретировалось как знак, поэтому арест-арест-арест.
Лидеры оппозиции искали тот идеальный знак, который бы выражал протестное настроение и при этом оставался безопасным для использования. Ряд инициатив не пользовался популярностью — носить белое по четвергам, гулять в парке по воскресеньям, вывешивать постельное белье на балконах. Думаю, дело в том, что эти знаки слишком блеклые, сливаются с контекстом. Если проводить параллель с вербальными символами — это как выйти на улицу и прошептать «Жыве Беларусь!». Ты вроде высказался, а вроде слова утонули в шуме города, никто и не услышал. В устном языке среди сторонников перемен яркое иносказание — это «я гуляю», тоже такая своеобразная защита от задержания: я не митингую, я просто гуляю!
— Насколько распространенным стало употребление слова «беларусский» вместо «белорусский» как способ показать, что человек выступает против режима Лукашенко? Или это небольшая группа все же людей?
— Это естественное развитие вопроса «Беларусь или Белоруссия»: если мы говорим «Беларусь», то вроде как получается, что граждане должны быть «беларусы», а прилагательное — «беларусский» (или даже «беларуский», с одной «с»). Написание такое встречаю нередко, сам в интернете так пишу, хотя словари русского языка, конечно, велят через «о».
Пелагея Остроумова