Ольга Пипченко — выпускница российского театрального института ГИТИС и бывшая актриса Театра Маяковского. Она переехала в Варшаву за месяц до начала полномасштабной войны России против Украины, но с Россией её всё ещё связывала работа. 24 февраля девушка застала на съёмках в Москве. После эмиграции Ольга стала помогать режиссёру Ивану Вырыпаеву открывать центр для разных культур. Поговорили с ней про реакцию её окружения на войну и планах на будущее.
«Русский театр закончился»
Я уехала в Россию из Минска после школы, чтобы поступить в ГИТИС. Мне очень не нравится Москва, потому что она очень большая и гнетущая. Там надо уметь жить по правилам её игры, иначе ничего не успеешь. Вот только русская театральная школа — самая крутая школа в мире. В Польше я встречалась с режиссёрами из Милана и Тулузы, и когда говорила, что закончила ГИТИС, они всегда реагировали: «Вау! Правда?». Считалось очень престижным.
Сейчас из-за войны грош цена всем этим носителям русской театральной школы. Для меня прилагательное «русский» звучит очень токсично. Русский театр закончился. Русская культура закончилась. Как после Второй мировой войны — всё немецкое лет на двадцать было запрещено. То же самое ждёт Россию, хоть люди оттуда этого не понимают. Мне теперь тоже надо встраиваться в эту новую реальность.
Про реакцию на войну
К тому времени я уже жила в Польше. Переехала в январе 2022 года, но всё ещё оставалась в российском московском актёрском агентстве. Меня утвердили на роль в комедийный сериал. Я записывала «самопробы» здесь, в Варшаве, и отправляла видеофайлы в Россию. Приходилось ездить туда, потому что жизнь там [в России] ещё оставалась. Меня утвердили на проект, и за пару дней до начала войны я приехала на съёмки в Москву.
24 февраля должна была быть первая смена. Я проснулась, прочитала новости. Сразу начала плакать, ходить из угла в угол. Три часа ходила по квартире, звонила всем — это всё было в каком-то тумане. Я забыла про то, что в тот день были назначены съёмки. Какие могут быть съёмки, когда только что Россия развязала кровавую войну против украинского народа? Мне это было понятно.
Но потом вдруг позвонил ассистент по актерам с площадки и сказал: «Здравствуйте, Ольга. Через 15 минут подъедет машинка. Выходите и едем на площадку». Договор у меня уже был подписан. Я сажусь в машину, приезжаю туда и не понимаю, что происходит. В моей ленте в Instagram вижу все эти ужасы, вижу ситуацию, а приезжаю на площадку — там всё другое, ничего не произошло. Здороваюсь с людьми, а у них ни в одном глазу. У них всё нормально.
Меня отправляют на грим. Я смотрю на себя в зеркало и вижу, что у меня дёргается глаз и трясётся губа. Гримёрша накладывает мне тон, и я покрываюсь какими-то пятнами. Она спрашивает: «А что с тобой происходит? Ты бледнеешь, я не могу подобрать тебе тон». Я говорю: «Ну, война началась». Она ничего не ответила.
Позже мы сидели за столом с ещё одной актрисой и режиссёром. Он рассказывал, чего хочет от нас в кадре. Я смотрела на текст и не понимала, какое право я сейчас имею играть эту сцену. У меня ком в горле, накатываются слёзы. Сказала: «Позовите гримёра, потому что у меня потекла тушь».
Приходят две гримёрши, одна спрашивает: «Ой, а что случилось?». Вторая отвечает: «У нашей Олечки война началась». Я выбегаю на улицу и думаю: «В смысле у Олечки война? Это у вас война! Это у России война! У того человека, который сейчас платит налог на содержание русской армии».
Сразу в тот день телеграм-каналы начали писать про митинг в Москве возле метро «Пушкинская». После смены обычно актёрскую команду развозят по домам машины и у всех спрашивают адреса. Там был адекватные люди, я не скажу, что все там «поехавшие». Я была уверена, что сейчас мы все после смены поедем на Пушкинскую, чтобы хоть как-то «искупиться». В итоге я одна из тридцати человек на площадке поехала на митинг. Из всех моих знакомых, кто пошёл на протест, большинство — беларусы, которые переехали жить в Россию.
Так получилось, что я успела побывать на антивоенных протестах и в Москве, и в Минске. И там, и там получились очень странные протесты — на последнем издыхании. Людей постоянно разгоняли и не давали собраться в большие группы. Такое ощущение было, что все думали: «Ну дайте собраться хоть где-то».
Про атмосферу в театре
У нас был мастер курса — литовец Миндаугас Карбаускис, профессионал своего дела, классный режиссёр в Москве. Как только началась война, он ушёл из театра. После этого актёры моего театра стали отказываться играть в его спектаклях. Большая часть оказалась путинистами, они написали письмо, что Миндаугас фашист. Ему пришлось уехать в Литву. Я горжусь, что являюсь учеником такого смелого мастера.
Молодые люди всё понимают, но живут в страхе и не могут ничего говорить. Когда началась война, все стали постить в соцсетях, что это ужасно. Позже мне прислали рассылку от театра, где было написано «Не подводите театр. Не высказывайтесь никак про войну, потому что тем самым вы подведёте театр». И все удалили посты с осуждением войны. С одной стороны, я их всех понимаю: это очень тяжелая профессия, в которой сложно найти место и попасть в театр. Ты действительно кладёшь всю свою жизнь на это. С другой стороны, тут вопрос чести. Я знаю, какие там талантливые, чудесные люди, и мне очень жаль, что они попали в такую ситуацию. Я не хотела бы оказаться на их месте.
Мне сложно говорить, потому что я гражданка Беларуси и я уехала в Польшу до войны. Конечно, мне легче в этом плане. На четвертом курсе я уже понимала, что я не останусь в России, что мне не нравится эта система. Вот это ядовитое отношение ко всему. Ты всегда чувствуешь, что где-то сейчас тебя обманут. Я не могла больше находиться в таком фоне, несмотря на то, какие у меня там классные друзья. Плюс четвертый курс у меня совпал с протестами в Беларуси, и я понимала, что сейчас я работаю в театре и плачу налог, который идёт на избиение моей семьи. По-моему, выбор очевиден.
Про планы
Сейчас я в Варшаве. Вместе с режиссёром Иваном Вырыпаевым пытаемся открывать что-то вроде культурного дома для разных культур, где будут театральные занятия, кафе, лекции. Место, где будут учить коммуникации и адаптации в современном мире. Ваня — известный в мире польский режиссёр русского происхождения. Когда я переехала в Польшу, нашла через пару рукопожатий его телефон и написала, что хочу с ним работать. Так и закрутилось.
Польша сейчас — это страна-гигант, место скопления и защиты от этой войны, и мы хотим открыть здесь место, где каждый найдёт себе дом. Приезжают украинские дети, и они не могут посмотреть ничего на своём родном языке, а это же очень важно. Культурное, духовное, интеллектуальное и эмоциональное развитие всё равно необходимо, даже во время войны. Мы делаем место для разных культур, которые могут прийти и посмотреть спектакль на родном языке, послушать пьесу, позаниматься йогой, съесть вкусный завтрак. Я понимаю, что сейчас это не на первом месте, но культура всё равно питает и помогает.
Міхась Тананка
