По данным на начало 2024 года, около 1300 беларусов участвовали в войне в Украине на стороне ВСУ. Такие цифры приводит Ассоциация беларусских добровольцев. Сейчас число тех, кто принимал участие в боевых действиях, может достигать 1500-2000. Многие из них уже не на фронте, они пытаются адаптироваться к мирной жизни в Европе, в том числе в Польше. MOST поговорил с сооснователем Ассоциации Андреем Кушнеровым о трудностях, с которыми сталкиваются добровольцы, возвращаясь с войны, и о том, почему некоторые из них кончают жизнь самоубийством.
«Начинаешь гыркать на людей»
Андрей Кушнеров за время войны трижды выезжал в Европу. Последняя такая поездка длилась два месяца — это была командировка от батальона для переговоров с европейскими партнёрами. Но по-настоящему мужчина не возвращался к мирной жизни — он постоянно вовлечён в военные дела, в том числе на передовой.
Андрей вспоминает, что во время поездок в Европу у него появлялась тревожность. Было «слишком тихо» — привычное ожидание опасности так ничем и не заканчивалось. И это пугало.
— Когда ты находишься в том же Киеве, — объясняет Андрей, — там есть какие-то воздушные тревоги, обстрелы, беспилотники, ракеты. И это — да, звучит ужасно, — но немножко помогает убрать тревожность.
Боец говорит, что война меняет людей. Побывавшие на фронте были рядом со смертью, своими глазами видели, что «люди смертны», а кое-кто и «участвовал в этом».
После такого некоторые меняются и в общении, особенно с родственниками. На войне человек постоянно находится в «мужском тестостероновом коллективе» и привыкает к особому уровню адреналина в крови. После этого в мирной жизни становится сложно общаться на бытовые темы, а многие вещи кажутся просто неважными.
— Может повышаться уровень агрессии в общении, — объясняет Андрей, — особенно если служил в некомфортном подразделении. Начинаешь гыркать на людей. Но это не выливается в физическую агрессию.
«Закрылся в квартире и никуда не выходил вообще»
Андрей не слышал, чтобы кто-то из бывших добровольцев выходил из себя настолько, чтобы причинять кому-то вред или крушить мебель. Но бывают случаи саморазрушения. Ассоциации известно о четырёх трагических случаях в Вильнюсе: двое бывших добровольцев покончили с собой, один умер от рака, усугублённого алкоголизмом, ещё один в состоянии наркотического опьянения разбился в ДТП.
Мужчина говорит, что обычно бывшим добровольцам удаётся справиться с состоянием неустроенности после возвращения с фронта. Но некоторые начинают пить или «саморазрушаться» другим способом.
— Кто-то уходит в компьютерные игры, — объясняет боец. — Помню, когда я в первый раз надолго выехал с фронта, то снял квартиру, закрылся в ней и никуда не выходил вообще. Не хотел ни с кем разговаривать, никого слышать. Книги, игры, фильмы. Всё.
Андрей подчёркивает, что часто проблемы людей, прошедших войну, сваливают на ПТСР — посттравматическое стрессовое расстройство. Но это не всегда справедливо. Причиной агрессивного поведения могут быть и другие психологические и психические расстройства.
— Да и у человека может быть просто плохой характер, или у него может быть просто плохой день, — говорит с улыбкой мужчина.
Он добавляет, что большая часть бывших добровольцев ходят к бесплатному психологу — с его поиском помогает и Ассоциация. Если есть такая необходимость, то человека направляют к психотерапевту или психиатру.
«А чё ты туда поехал?»
Одной из причин, по которым вернувшиеся с фронта беларусы не могут найти себя в мирной жизни, Андрей называет то, что они продолжают считать себя ветеранами. Он уверен, что, покинув позиции, бывшим добровольцам нужно снимать форму, переставать носить камуфляж и обретать новую идентичность — журналиста, рабочего, программиста, отца, мужа.
— Вспомните, когда люди возвращались ещё с войны в Афганистане и потом десятилетиями оставались «ветеранами», — проводит параллель боец. — С идеей, что общество им что-то должно. А общество так не считает. И те люди, которые оставляли у себя в голове этот ярлык «Я — ветеран» в основном спивались. Поэтому с этим надо бороться.
Мужчина отмечает, что в Украине быть ветераном престижно. Люди могут подойти и поблагодарить, что-то подарить. В Европе же, в беларусском сообществе, отношение к тем, кто воевал, совсем другое. По словам Андрея, бывшие добровольцы постоянно слышат от беларусов: «А чё ты туда поехал?»
По словам Андрея, такое отношение появилось после украинского контрнаступления 2023 года.
— До него была надежда, что украинская война связана с беларусскими событиями. Были бредовые надежды, что украинцы после победы над Россией пойдут освобождать Беларусь.
Боец говорит, что если человек хочет помочь тому, кто вернулся с фронта, то не нужно ему задавать вопросы о бессмысленности участия в войне: решение поехать на войну не берётся «с потолка», у каждого бойца были причины.
— Но теперь он должен стать кем-то, не связанным с войной. И будет правильным помочь ему обрести эту новую индивидуальность.
В армии отучаешься решать вопросы с бумажками
Один из самых серьёзных вызовов, который стоит перед бывшими добровольцами в Европе, — это легализация. Андрей объясняет: в армии человек привыкает, что большую часть вопросов с документами за него решает командование. А в мирной жизни мало того что всё нужно делать самому, так боец ещё и отвык от этого. Он впервые сталкивается с европейской бюрократией, когда «надо ждать полтора года бумажку, которая действует год».
Боец говорит, что на войне бойцы настолько отвыкают от бумажной волокиты, что проблемы возникают даже у украинских солдат, которые остаются в собственной стране. Но им помогает волонтёрская организация «Ангелы».
— Украинцы просто берут и ведут за ручку, — объясняет мужчина. — И это работает, потому что это то, к чему привыкаешь в армии.
Беларусам в Европе сложнее. К тому же, по словам Андрея, есть случаи, когда беларусских добровольцев высылали из Литвы, а в Польше их дела рассматривались дольше, скорее всего из-за дополнительных проверок.
Попробовал написать код — и не смог
Следующая проблема — устроиться на работу. Андрей говорит, что на фронте очень быстро теряются «мирные» профессиональные навыки.
— До полномасштабного вторжения я пять лет работал в большой американской конторе сеньор-программистом, — рассказывает о своём опыте боец. — И после полугода на фронте я попробовал написать код и понял, что я вообще ничего не могу. Я не мог даже на джуна (начальный уровень в программировании. — Прим. MOST) пойти. Мне пришлось довольно долго вспоминать, как и что делать.
Часто те, кто вернулся с фронта, вынуждены устраиваться на низкооплачиваемые или неинтересные работы. И здесь кроется ещё одна проблема: бывшие добровольцы не видят смысла в том, что они делают, не считают это занятие важным, не понимают, на что оно влияет.
— В Украине ты спасаешь мир, ну или по крайней мере, одну страну, — объясняет мужчина, — участвуешь в каких-то вещах, от которых зависят жизни людей. Если ты делаешь свою работу хорошо, то твои побратимы выжили, а какое-то количество противника погибло. Если плохо — то наоборот. Цена твоих действий достаточно высокая.
Андрей говорит, что больше половины беларусов, которые возвращаются с войны, так и не найдя себя в мирной жизни, через несколько месяцев снова едут на фронт. Ещё одна причина такого решения — чувство вины.
— Они поддерживают связь с теми, кто на фронте. И до них доходит информация, что кто-то из знакомых погиб. Человек сидит и думает: «А я, получается, сбежал».
«У женщины муж десятый день не выходит на связь, а подружки разговаривают про маникюр»
Помощь с легализацией и поиском работы, дружеские разговоры, психолог — это то, что даёт силу бывшим добровольцам адаптироваться к мирной жизни. Но лучшей поддержкой для ветеранов, хоть и с улыбкой, Андрей называет донаты на дроны: «Многие ребята так говорят».
Боец называет ещё одну категорию беларусов, которым нужна поддержка в связи с войной и о которых очень часто забывают, — родственники и семьи действующих и бывших добровольцев.
В психологическом плане им часто сложнее, чем самому военнослужащему. Пока тот воюет, его родные могут неделями не знать, жив ли он. К этому стрессу добавляются бытовые проблемы.
— Представим, что у женщины муж десятый день не выходит на связь, а её подружки разговаривают про маникюр, — приводит пример Андрей. — Происходит диссонанс, и она не понимает, как с ними общаться.
Он добавляет, что бывшие добровольцы так или иначе находят, с кем поговорить и кто их поймёт: сослуживцы, организации, которые помогают. Родственникам же с этим сложнее: они просто не знают, к кому обратиться, а в обществе нет понимания, что и им тоже нужна помощь.
— Как поддержать родственников, у которых кто-то воюет, или погиб, или потерял конечность? Принесите им тортик, попейте кофе, пообщайтесь. Это гораздо больше, чем кажется. Людям важно понимать, что они не одни. Это страшно — остаться одному. И для родственников, и для бойцов.
Не забудь подписаться на MOST в Телеграм. Мы главное медиа беларусов в Польше.
