До осени 2021 года Фёдор Сумкин жил и работал фельдшером на скорой помощи в Гродно, рассказывал в своём Instagram о медицине и не только. Писал о выборах 2020 года, а ещё иногда упоминал, например, что его машина старая и разваливается на ходу. Информация, уверен беларус, дошла куда нужно — как раз поэтому с октября 2021 года Фёдор живёт в Польше. Но продолжает работать в медицине. Издание «Зеркало» поговорило с ним о различиях между польской и беларусской системами здравоохранения.
«Мой „любимый“ вызов в Гродно — у человека понос. А ты не можешь не поехать»
Место работы в Польше Фёдор специально не выбирал: сначала вместе с семьёй искал жильё, а уже арендовав квартиру в Белостоке, занялся трудоустройством. В отличие от диплома врача, диплом среднего персонала в Польше не подтверждается. Но можно получить специальное разрешение от министра здравоохранения на работу в течение пяти лет.
— За это время человек должен сам что-то придумать. Если хочешь работать дальше — получай европейский диплом. Иначе твой беларусский станет просто подставкой для кофе, — объясняет фельдшер. — А пока это разрешение оформлялось, я устроился в частную скорую в Белостоке санитаром.
Здесь собеседник уточняет: в Польше есть два вида скорой помощи. Государственная занимается выездом к людям в экстренной ситуации: тяжёлый перелом, инфаркт, авария и так далее. Пострадавшим или оказывают помощь на месте, или везут в больницу. А всё остальное: перевозки, доставка тяжёлых больных — делает частная скорая. Проработав в белорусской скорой помощи девять лет, Фёдор уверенно заявляет: такое разделение очень полезно и пригодилось бы в нашей стране.
— Я общаюсь с коллегами — они до сих пор возят людей на диализ и процедуры. И вроде бы маленькое отличие, но очень разгружает сотрудников, — объясняет медик. — Вообще, чтобы в Польше приехала скорая, нужны серьезные основания. Ты звонишь, говоришь, что сломал руку — тебе советуют ближайшую больницу и маршрут автобуса. Потому что ты же сломал руку, а не ногу, правильно? Сядешь в автобус и приедешь. И большинство поляков уже знают об этом и сразу едут самостоятельно.
А вот в Беларуси, по словам Фёдора, люди привыкли: что бы ни случилось, нужно обращаться в скорую.
— Мой «любимый» вызов в Гродно был, когда у человека случился понос, и он позвонил нам, — вспоминает белорус. — Я ехал, чесал голову и думал: «Чем я тебе помогу вообще?» Достаточно же просто выпить угля. А человек вызвал скорую, чтобы приехали люди, посмотрели на этот понос и сказали выпить угля? К тому же у нас его нет в машине, так что ему все равно придется идти в аптеку самому.
— Но раньше в Беларуси такого не было. В 2003 году ребята говорили, что если было пять вызовов за дежурство — значит, дурная смена какая-то, переработали капитально. А в последние мои годы работы нормой стало 10−12 выездов. На подстанцию заезжаешь пополнить запасы препаратов и сходить в туалет. Полчаса на обед, а все остальное время ты катаешься. И если за эти 10−12 вызовов один или два раза были настоящими, когда приходилось поработать — это счастье. В основном, стандартный разнос таблеток. Бывало, бабушке скучно. Она вечером измерит себе давление, заволнуется, вызовет скорую. Мы приедем, сделаем укол. Ей спокойнее. А потом смотришь по компьютеру — она вызывает скорую каждый день. Мы называли это «спеть колыбельную». Но ничего не сделать, потому что ты не можешь не ехать на вызов.
«Приёмное отделение здесь по степени драйва — та же скорая помощь»
Если говорить в целом о медицине, то в Польше она платная и покрывается страховкой. Даже экстренный вызов скорой или лечение после ДТП. У большинства работающих граждан есть государственная страховка — взносы в соответствующую организацию ZUS (Zakład Ubezpieczeń Społecznych — управление социального страхования) вносит работодатель. Но если такой страховки нет (например, человек не состоит в штате и не платил взносы), в случае чего его всё равно спасут. Но после этого выставят счет. И он, скорее всего, будет немаленьким. Многие поляки дополнительно к государственному страхованию предпочитают иметь полис в частной клинике, чтобы быстрее попасть к узкопрофильному специалисту.
Получив разрешение работать, беларус устроился в приёмное отделение больницы в Слупске фельдшером (по-польски должность Фёдора — ratownik). В Польше это отделение называется SOR (Szpitalny Oddział Ratunkowy, или отделение неотложной помощи). Здесь оказывают помощь всем, кто обращается в больницу.
— Его можно сравнить с нашим приёмным покоем, но это очень крутой и усовершенствованный приёмник. Если у нас просто быстренько смотрят пациента и определяют, домой или в отделение, то тут на самом в SOR можно сделать чуть ли не операцию, — рассказывает медик. — Например, человек приезжает с подозрением на аппендицит. У него возьмут все анализы. Когда приходят результаты и подтверждают возможность аппендицита, из отделения спускается хирург, видит, что есть воспаление аппендикса. Пациента везут в отделение и оперируют. Потом реабилитация — и до свидания.
Еще одно отличие: в Польше нет травмпункта, как у нас. Если человек сломал руку — надо ехать на SOR, болит в груди или в животе — сюда же. А там уже определят, куда дальше.
— Приёмное отделение здесь по степени драйва — та же скорая помощь. Только ты никуда не едешь, а к тебе привозят. Временами суеты даже больше. Все поляки, которые получают квалификацию ratownik говорят, что первым делом надо идти на SOR, потому что там «закалишься в бою» и через год-два можешь спокойно работать на скорой. И уже будешь чувствовать себя как рыба в воде, знать, как вести себя с пациентом в любой ситуации.
«Сейчас для скорых закупаются аппараты УЗИ. Сотрудники смогут сделать его прямо дома у пациента»
Фёдор отмечает, что в отличие от Беларуси, в Польше нет такого, чтобы в столице больницы были намного лучше региональных. Часто бывает наоборот. Например, в Лодзи госпиталь может быть оборудован новейшей техникой, потому что там главврач — хороший предприниматель, а в Варшаве техника может быть похуже и постарше.
— Каждая больница здесь — отдельный мир. Деньгами она распоряжается сама, а директор ещё и главный маркетолог, — рассказывает Федор. — Да, в Беларуси главврач тоже выигрывает тендеры, закупает для больницы аппаратуру. Только почему-то выигрывает тот тендер, который нужен, и для скорой помощи купят газель, а не мерседес. А тут директор чаще всего заинтересован в ее развитии. Но, конечно, многое зависит от региона, больницы, человека. Например, у нас в Слупске очень богатая скорая. Машины не старше трёх−четырёх лет. Потому что у директора фетиш: отъездила машина несколько лет, он продаёт старую, докладывает из бюджета и покупает новую. Все машины с электроносилками, на амортизаторах. Такие носилки стоят около 150 тысяч злотых (около 79 000 рублей. — Прим. ред.). Естественно, ребята о них заботятся. Здесь есть всё, чтобы сотрудникам было комфортно: новые машины, хорошая аппаратура. Сейчас вот для скорых закупаются аппараты УЗИ. Сотрудники проходят обучение на них, и потом, например, смогут сделать УЗИ прямо дома у пациента, если есть подозрение на внутреннее кровотечение. И это очень круто!
По поводу зарплат врачей и медперсонала Фёдор говорит так: если в Беларуси все работают на несколько ставок, чтобы выжить, то в Польше тоже работают много, но чтобы отложить.
— Даже средний медицинский персонал, фельдшер или медсестра, который работает чуть больше ставки, спокойно живет, оплачивает жильё, коммунальные, откладывает на отдых и не думает, как дотянуть до следующей зарплаты. Врачи вообще на карточку не смотрят, — уверяет медик. — А еще здесь можно поблагодарить доктора, и это не считается взяткой. Если пациент остался очень доволен его работой, после лечения (именно после) он может ему что-то принести. Разрешается благодарность пациента в виде кондитерских изделий, алкоголя, шоколада, кофе и подарков, не превышающих сумму в 100 злотых (около 52 рублей. — Прим. ред.). А в Беларуси, если тебе принесут три конфеты, можно натянуть сову на глобус и сказать, что это взятка.
«Главврач больницы здоровается с людьми за руку, берет дежурства»
Рассказывая об условиях работы, Фёдор отмечает: в целом в Польше, как и везде, есть проблемы с кадрами в здравоохранении. Но нехватка медработников не такая, как в Беларуси. И на это, по его мнению, есть ряд причин.
— Здесь соблюдаются твои права, и не важно, санитар ты или врач-реаниматолог. Не везде побывал, но из того, что видел в Польше, есть большая разница, — объясняет белорус. — Не знаю, как в других больницах, но у нас ни разу никто не говорил, что мы «олухи праздные», мало работаем и вообще нужно брать побольше смен и поменьше денег. Большой контраст с пятиминутками на родине, когда ты выходил и долго сомневался, человек ты или нет. Потому что была советская атмосфера насилия и х****шения (унижения. — Прим. ред.) сотрудников, когда тебе прямым текстом говорят: «Бл**ь, вы что, ненормальные? Не могли сделать вот это и то?» Никогда не хвалили. Только если была написанная благодарность пациента, зачитают и забудут. Я сам помню, как на одного врача бабушка написала благодарность на четыре листа, «такой доктор молодчина, так меня полечил, спать не могла, а он помог, дайте ему премию». А начмед посмотрела карту — вызов был из-за давления, а медик уколол димедрол, который по протоколу не положен. И человека лишили премии за то, что он помог.
Фёдора поразило и начальство. По его словам, контраст с Беларусью очень заметный.
— Вот я помню своего главврача в Гродно, других глав больниц — это люди, перед которыми все должны шапки снимать, потому что они начальники. А если кто-то не снял шапку — на него можно разгневаться и показать, что ты тут главный и у тебя есть бейджик, — с иронией рассказывает собеседник.
— А здесь главврач больницы здоровается с людьми за руку, берёт дежурства у нас на SOR. Подходит в коридоре: «О, Фёдор, как у вас дела, все в порядке?» Первое время у меня была небольшая неразбериха с бухгалтерией. И я отвечаю, что все прекрасно, только вот небольшой нюанс с бумагами. Он послушал, прошёл день — приходит ко мне и говорит: «Я сходил в бухгалтерию, они все исправят. Как решится, ты мне скажи, хорошо?» Я прифигел немного: мужик, ты тут главврач, и сходил за меня, обычного фельдшера, спросил? Он в ответ: «Ну да». И всё решилось. Или я как-то пошел в столовую, подошла моя очередь, понимаю, что забыл карточку. Уже собираюсь уходить, а тут главврач, который стоял передо мной, спрашивает: «Ты карточку забыл, да?» И платит за мой обед. Я благодарю, говорю, что переведу деньги, а мне в ответ: «Успокойся, это мелочи. Сегодня я тебя угостил, завтра ты кого-то угостишь». И мы пообедали вместе. С главврачом! Я сижу и у меня волосы на голове шевелятся. А потом я думаю: подожди, Федос, а чего ты вообще таким вещам удивляешься? Это же по идее нормально.
«Болит три недели, но человек едет в больницу, когда совсем плохо»
Рассказывая о повседневной работе, Фёдор отмечает, что все самое жуткое — отрезанные руки на производстве, жёсткие ДТП, когда людей привозят по частям — со временем становится рутинной работой.
— У всех одинаково болит, просто у кого-то больше, у кого-то меньше, — говорит он. — Сейчас вот начался сезон гололеда, и за моё прошлое дежурство мы пять раз вправляли кости. Сейчас вообще пойдет фарш из людей, которые будут биться, падать, разбиваться на машинах. В остальном самые частые случаи — пожилые, у которых одышка, сердце. Всегда найдутся люди, у которых заболит живот, заколет сердце, и все это будет в три часа ночи. Люди ведь везде одинаковые: терпят, а когда в три ночи понимают, что само не пройдет, едут лечиться.
Такие случаи у нас считаются самыми абсурдными: болит три недели, и ночью человеку становится настолько невыносимо, что он едет в больницу. Люди не ходят к терапевту, тянут, а когда уже совсем запущено, удивляются, почему в один момент мы не можем их вылечить. А случаи вроде лампочек во рту… Вообще 70% травм начинаются со слов «смотри, как я умею», а остальные 30% — после «ерунда, смотри как надо». Таких залётных ребят хватает. Есть работяги, которые отрезают себе пальцы или руки. И это не те, кто в первый раз в руки взял болгарку. Они всю жизнь проработали на этих станках, и вот «это же ерунда отрезать, одной рукой подержу» заканчивается отрезанными тремя пальцами. Всё по людской невнимательности.
Еще из того, что впечатлило Фёдора в Польше — другое отношение пациентов.
— В Беларуси то, что ты обслуживающий персонал, чувствуется остро. Все считают, что ты им должен, раз давал клятву гиппопотаму, домкрату или ещё кому-то. В Польше я такого не увидел, если не брать асоциальный слой населения — эти люди везде часто хамоватые. Но бывает, что бездомные ведут себя поприятнее, чем другие люди. И в целом здесь чаще видишь в глазах пациентов просьбу о помощи. Ты делаешь людям хорошо, и они уходят домой счастливыми. А не «бл**ь, а ну-ка делай, я на тебя налоги плачу».
Впрочем, какой бы рутиной ни становились травмы и отрезанные руки, к смертям пациентов до конца привыкнуть невозможно. Фёдор делится: самое мрачное после констатации смерти — телефон, который звонит из пакета с вещами.
— Его абонент больше никогда не снимет трубку. Не скажет «люблю» или «прости». А на том конце ждут, что человек ответит и скажет: «Я в порядке, принесите мне сладкого в больничку». Самое жуткое — это переписывать вещи. Ты залезаешь туда, где не должен быть. Вот фотка в кошельке. Вот счастливая монетка. Успел ли человек съесть свой любимый сыр? Купил ли ту цепочку, про которую мечтал? Или откладывал на завтра?
«На Западе специалистов из Беларуси очень ценят»
Фёдор уточняет, что может показаться, что он превозносит польскую медицину и критикует беларусскую, но «как ни крути, все равняются на Запад».
— И хоть поляки едут в Германию, а немцы — в США, для меня польская медицина — это та медицина, о которой мечтают студенты, пока учатся. Я всем сердцем люблю эту сферу и свою профессию, и сейчас я работаю именно там, где и хотел. Здесь есть возможность развития: во время работы можно пойти учиться и получить степень. У нас медсестры с высшим образованием, некоторые защитили докторскую. Тебя не оскорбляют, твои предложения слушают. Никто не скажет сидеть и не высовываться, — уверен он. — При этом, несмотря на большое количество плюсов в Польше, хорошее в Беларуси всё же есть. Например, человека с травмой у нас принимают быстрее, никто не заставит ждать 4−7 часов в приёмном отделении. Ещё в Беларуси терапевты ходят на дом (хотя это плюс скорее для пациентов), в Польше о таком речи не идет. То есть врача вызвать можно, но, по словам Федора, за те же деньги можно на такси бизнес-класса поехать в больницу, причем таксист с вами подождет и поедет назад.
Ну и самый основной ресурс Беларуси — люди. Ещё работая там, ты начинаешь думать: «Какого хрена люди работают целыми днями на износ, почти за бесплатно?» Их целыми днями х****сят, препятствуют развитию в профессиональном плане, а они дальше ходят на работу, делают ее хорошо и с любовью. Вот это прям чудо. И здесь, на Западе, специалистов из Беларуси очень ценят. Знают, что врач из Беларуси не будет лениться, что он умеет из жвачки и лопатки смастерить что угодно.
Несмотря на плюсы работы в Польше, от идеи возвращения в Беларусь Фёдор не отказывается. Но точно не в ближайшем будущем.
— Думаю, это будет целесообразным, когда я смогу своей стране дать новый опыт, новое дыхание. Все ребята, которые уехали и продолжают работать в медицине за границей, впитывают в себя то новое, что им не давали дома. Я не вижу среди своих соотечественников тех, кто просто сидит на ж*** ровно, радуясь одноразовым перчаткам. Все мои знакомые буквально набросились на медицину с огромным голодом: они учатся, совершенствуются, ездят на конференции, лекции. И меня такая гордость берет за это. И я сам стараюсь пользоваться тем, где мне посчастливилось быть, не прошляпить все эти возможности. И верю, что настанет момент, когда мы возьмем старый и новый опыт, отсеем все го***ще, соберем сливки и на этом выстроим что-то хорошее в Новой Беларуси. Понятно, что не сейчас, но это точно будет, — уверен Фёдор.
