Беларуска Ася Поплавская — в прошлом журналистка, блогерка, медиаэкспертка. В 2019 году она решила отказаться от работы в медиа и посвятить жизнь служению Богу. Ушла в католический монастырь, где начала готовиться к вступлению в Конгрегацию Сестёр Евхаристок, а потом переехала в Польшу, чтобы пройти новициат — последний этап послушничества. Но перед окончанием новициата Ася узнала, что не будет допущена к монашеским обетам. Журналистка MOST поговорила с ней о жизни в монастыре и планах после возвращения в мир.
«В ресторане ждал жених, а в католической церкви начинался пост»
— В Беларуси вы долгое время вели активную социальную жизнь. Что стало поворотным моментом, чтобы с головой уйти в религию?
— Ничего особого не происходило. Не было такого сценария, что парень бросил, поэтому пойду в монастырь. Я ушла на пике своей карьеры, если можно так сказать. Я писала статьи для крупных компаний и известных брендов, вела мастер-классы, курсы блогинга и журналистики, у меня был свой сайт, много путешествовала. Но несмотря на это, я чувствовала какую-то пустоту внутри. Как будто в этой яркой, красивой жизни чего-то не хватало — чего-то настоящего, главного.
И абсолютно случайно — благодаря моему журналистскому проекту «Костёлы Беларуси» — мне написала подруга Надя Бука, художница, которая сейчас живёт в Варшаве. Она предложила прийти на выставку её учеников в костёл Святого Роха в Минске. Я сходила, затем она предложила мне сделать репортаж с ксендзом в рамках рубрики «Моя среда. День с интересным человеком». Это была моя первая в жизни встреча с католическим священником. Он предложил мне поехать в костёл на мессу, потому что служба была обязательной частью его дня.
Это было 14 февраля, в ресторане меня ждал жених, а в католической церкви начинался Великий пост. Первый день Великого поста в католицизме называется «Пепельная среда». В этот день верующие посыпают голову пеплом в знак покаяния и обращения. Я согласилась поехать на мессу, и, скажу честно, это был поворотный день в моей жизни и судьбе. Как будто Господь ждал этого момента, когда я перед алтарём встану на колени, священник посыплет мне голову пеплом, скажет слова «кайся и верь в Евангелие».
После этого я почувствовала, что хочу познать католическую веру изнутри. До старшей школы я была православным человеком. Потом ушла в журналистику, и религиозная жизнь меня абсолютно перестала интересовать. Но костёл полностью перевернул моё сознание.
— Что вас так зацепило в костёле?
— В первую очередь то, что там было очень много молодёжи. Это был костёл Святого Роха на площади Победы в Минске, в самом центре. В этой церкви всегда было много представителей белорусской интеллигенции, много белорусскоязычных прихожан. Я узнала, что туда ходят известные журналисты, писатели, меня это тоже потрясло. Для меня открылся новый мир, я начала посещать индивидуальные уроки религии.
В один прекрасный день меня как медиа-эксперта пригласили в Браслав на Дни молодёжи — прочитать лекцию об этичном поведении христианской молодежи в социальных сетях. По приезде меня на три дня поселили в монастыре Сестёр Евхаристок. Находясь там, познакомившись с сёстрами поближе, я почувствовала, что пришла домой. Я была абсолютно уверена, что мне стоит отказаться от журналистской жизни, прийти к сёстрам, потому что этот путь для меня определил сам Господь. И за прошедшие пять лет у меня ни разу не возникло сомнений в том, что я поступила правильно.
«Все были в абсолютнейшем шоке»
— Как к вашей инициативе отнеслись родители, друзья, знакомые?
— Все были в абсолютнейшем шоке. Но в самом большом шоке была я сама, потому что в жизни не думала, что окунусь в религию с головой. Не думала, что в своих текстах буду так серьёзно писать о вере и о Боге. Мне пришлось принять, что в моей жизни произошли большие изменения. Часть друзей и знакомых этого не поняли, и мы перестали общаться. Но это естественный процесс, я была абсолютно готова к этому. Правда, сейчас, когда я снова вернулась в социальные сети, я понимаю, что тёплых, искренних связей стало гораздо больше. Люди меня поддерживают, пишут много тёплых слов, это невероятно!
— А как отреагировал ваш молодой человек?
— Я рассталась с ним за год до того, как ушла в монастырь. Год я была одна и во мне зрело решение, что я должна посвятить свою жизнь другим вещам. Но в какой-то степени расставание было связано и с тем, что я пришла к Богу. В определённый момент я начала понимать, что мы движемся совершенно разными дорогами. Я всё больше времени проводила в костёле, с сёстрами доминиканками, всё больше включалась в жизнь нашего прихода. Мой молодой человек был маркетологом, работал в крупной белорусско-американской компании. Он абсолютно этого не понимал, а такие вещи невозможно навязать, это можно принять только по собственному желанию. Поэтому я поняла, что наш союз обречён на неудачу просто потому, что мы смотрим в разные стороны.
«Абсолютно не хотелось вернуться к платьям с маками»
— Тяжело давался переход от мирской жизни к монашеской в плане одежды, повседневных привычек?
— Когда меняешь свою жизнь таким радикальным образом, то начинаешь получать удовольствие от того, что живёшь совершенно иначе. Я обожала своё одеяние, очень любила эти монашеские платья. Абсолютно не хотелось вернуться к своим привычным платьям с маками. Это сейчас (после возвращения в мирскую жизнь. — Прим. MOST) я жалею, потому что все мои вещи в Минске, и я должна ходить по секонд-хендам и покупать себе какие-то дешёвые шмотки, да. Но тогда, в моменте — нет.
— Какие этапы проходит женщина, которая решает посвятить жизнь служению Богу?
— Есть несколько обязательных этапов. Первый этап — когда ты просто проходишь вступительный разговор с настоятельницей монастыря. Тебя могут пригласить пожить в монастырь на какое-то время. Это называется кандидатура, то есть ты кандидатка. Если руководство монастыря видит, что твоё намерение серьёзное, ты хочешь и дальше познавать эту жизнь изнутри, не передумала и не сбежала — а бывает и такое, — то тебя принимают в постулат. Это первый официальный этап монашеской жизни. Во время постулата ты ходишь в чёрном платье с белым воротничком, но ещё без головного убора.
В постулате я жила с сёстрами в Беларуси, молилась с ними, исполняла разные обязанности в монастыре, но у меня всё ещё был телефон, была определённая свобода в передвижениях. Я, можно сказать, только познавала новую жизнь, жизнь монахини. Следующий этап, более серьёзный, — новициат. В нашей конгрегации в те годы новициат проходил в Польше. Поэтому я, собственно, два года назад и приехала сюда. Решение о принятии в новициат принимает уже совет сестёр.
— То есть ваш переезд в Польшу был связан именно с этим событием?
— Да. Я приехала в Польшу уже после всех этих политических событий в нашей стране, во время активных преследований. У меня была гуманитарная виза, потому что в то время невозможно было получить никакую другую. По этой визе я и приехала в монастырь. Новициат длится два года. По окончании этого срока Генеральный совет принимает решение о допущении или недопущении человека к первым обетам. У меня срок новициата истекает в конце августа, но мне уже заранее сообщили, что я не допущена к первым обетам, поэтому вынуждена покинуть монастырь. Других вариантов нет: или я приношу обеты, или ухожу.
«У меня просто выбили почву из-под ног»
— Вы не называете причин недопущения к обетам, но расскажите, как вы справляетесь с этой ситуацией и что планируете делать дальше?
— Я не могу вернуться в Беларусь из-за моего насыщенного политического и журналистского прошлого. От участия в акциях меня сдерживало только то, что я находилась в монастыре и была ограничена в своих действиях. Сейчас я общаюсь с моими прекрасными друзьями, которые покинули Беларусь, и прекрасно понимаю, что у меня нет другого пути, кроме как оставаться в Польше.
Поэтому сейчас главный мой вопрос — это легализация. Я пока всё ещё в ожидании документов, в Польше это очень длительная процедура, а мои основания уже просто недействительные. Потому что я подавалась на ВНЖ будучи монахиней, но я уже не монахиня, и мне нужно начинать всё заново. Сейчас я решаю приземлённые бытовые вопросы, ищу жильё, а пока временно живу у знакомых.
Есть ощущение, что у меня просто выбили почву из-под ног и нужно начинать жить с нуля. Потому что я была абсолютно уверена, что буду служить в монастыре и моя жизнь будет посвящена Господу. Ничего не предвещало, что так всё сложится. За пять лет я не получила ни одного сигнала, что меня не допустят к обетам. Для меня это был огромный удар и огромный шок. Был и остаётся.
Я ощущаю себя в подвешенном состоянии, но у меня есть огромная вера в людей. Наши люди за границей, в Польше – это просто невероятная сила и поддержка. Я это чувствую, наверное, первый раз в жизни вообще — такую волну поддержки. Это очень помогает. Ну и, конечно, помогает моя вера, без неё из такой ситуации выбраться было бы очень сложно. С одной стороны, у меня есть огромный страх, потому что нет тыла, никакие фронты не закрыты. С другой — есть уверенность, что потихоньку всё образуется. И с жильём, и с работой. Нас здесь таких много, и вместе мы — сила.
«Прожила без соцсетей почти пять лет»
— Церковные институты очень консервативны. Как монашество подстраивается под влияние современного мира со всеми его технологиями?
— Для монашеских орденов это сейчас один из самых сложных вопросов: как балансировать на этой грани? С одной стороны, нужно оставаться монахинями, потому что мы все прекрасно понимаем, что монастырь — это закрытая система, куда посторонний войти не может. Например, если я записываю видео из монастыря, я не имею права это делать в своей комнате. Нужно выйти в помещение, доступное для гостей — при каждом монастыре есть такая комната.
Но сейчас практически у каждой католической конгрегации есть профиль в Инстаграме, Фейсбуке, канал на Ютубе, личный сайт. Многие сёстры становятся жертвами такого присутствия в медиа. Но в большинстве своём они всё же пытаются балансировать и действительно понимают, что в первую очередь они сёстры и у них совершенно другие задачи. На первом месте — молитва, обязанности, служение, а потом свободное время. Если есть желание, ты можешь ещё что-то делать в социальных сетях. Но это сложно, поэтому, как везде, нужна самодисциплина. Я прожила без социальных сетей почти пять лет, за исключением работы над монастырскими проектами.
— В монастыре пригодились ваши профессиональные навыки?
— Да, я использовала свои знания, навыки и возможности. Ещё будучи в Беларуси, я работала с нашим сайтом, писала статьи о том, что происходило в общине. Здесь, в Польше, я тоже занималась схожей работой. В 2023 году наша Конгрегация Сестёр Евхаристок отмечала 100-летие со дня основания. Кстати, основана она была именно в Беларуси, в Друе. Я вместе с нашей сестрой Эльжбетой Тваруг подготовила к изданию три книги. Одна из них — конференции нашего основателя отца Георгия Матулевича, вторая — духовный дневник одной из наших сестёр Ирены Дзевалтовской-Гинтовт, которая является претенденткой на вынесение на алтарь (обряд причисления умершего к лику блаженных в католической церкви, или беатификация. — Прим. MOST). Третья книга — истории призваний сестёр евхаристок.
На втором году новициата я переделывала сайт нашей конгрегации в Польше, нужно было по сути всё сделать с нуля. Это был для меня крутой опыт, я и не рассчитывала, что в монастыре смогу применить журналистские способности. Когда я приходила к сёстрам, конечно, я внутренне должна была согласиться, что журналистка Ася Поплавская закончилась.
— Если монахини живут без интернета и социальных сетей, как они узнают о мирских событиях?
— Какие-то новости я узнавала из католических медиа, которые выписывают наши сёстры. В каждом католическом журнале на первых двух-трёх страницах печатаются мировые новости. Со второй половины 2020 года там всегда была Беларусь, потому что мы были на повестке дня. О задержании наших священников, об арестах, о задержании моей знакомой Оксаны Ючкович (журналистка портала catholic.by. — Прим. MOST) я узнавала из этих медиа. Некоторые сёстры в Польше переживают эту тему очень болезненно.
«В 2020 году я ревела очень много»
— Что происходило внутри монастыря в 2020 году? Обсуждали с сёстрами политику?
— Да, разговаривали на политические темы. Для нас было непонятно, как человек, который ходит в церковь, имеет личного исповедника, просто уничтожает, убивает людей. Сёстры в принципе далеки от политики. Но происходили такие события, когда ты не можешь быть вне политики. Это просто невозможно. А потом начали судить наших священников и монахов, давали им сроки. Многие из них выехали из страны. Например, Вячеслав Барок — он служил недалеко от нас, в Россонах, иногда приезжал к нам на кофе в Полоцк или Браслав. Невозможно полностью быть вне политических событий, потому что политика — это судьбы людей. Да и не нужно быть в политике, чтобы сопереживать людям, которые были несправедливо осуждены. Для этого нужно просто быть человеком и иметь немножко эмпатии.
Мы тяжело переживали, много молились. Понятно, что сёстры не могут публично выражать своё мнение. Но это было тяжёлое время. Я понимала, что сидят мои друзья-журналисты. Например, мой университетский одногруппник Егор Мартинович, редактор «Нашай Нівы». А я даже не могла ему письмо написать. Не могла написать Оле Северинец (жена политзаключённого Павла Северинца. — Прим. MOST), просто по-человечески её поддержать. Я ревела очень много. У меня был огромный внутренний диссонанс, из-за того что я как будто спряталась, как будто предаю людей, потому что не могу поддержать, высказаться, письмо написать, продукты собрать.
Конечно, мне приходили мысли, что основная моя задача сейчас — просто молиться. Когда я оказалась в Польше, тоже не могла ничего делать, поскольку правила новициации были ещё более жёсткими, я вообще не имела при себе телефона.
— Почему нельзя было писать письма – из соображений личной безопасности или это было одно из требований монастыря?
— Написать письмо в тюрьму я не имела возможности. Я хотела написать Егору Мартиновичу, но мне сказали «нет». Вся корреспонденция с внешним миром должна получить разрешение настоятельницы, это наше внутреннее правило. Я не могла никаким образом выразить свою политическую позицию. Не потому, что за мной придут, не потому, что боюсь, а потому, что я таким образом подставлю монастырь. Не могла даже просто поддержать людей, приятелей. Могла только молиться.
«Я уже не та Ася, которая была пять лет назад»
— Если бы вы могли встретить саму себя пятилетней давности, что бы вы сказали себе? Стоило ли проходить это путь?
— Я бы в любом случае прошла эту дорогу заново. Это невероятный путь погружения в себя, когда ты оторвана от всех социальных медиа, много времени проводишь наедине с собой, в тишине, в молитве или в чтении, осмысливая свою жизнь, строя отношения с Господом. Это сильно меняет человека. Я прекрасно понимаю, что я уже не та Ася, что была пять лет назад. Произошли объективные изменения, которые не могли не произойти. Я очень благодарна Господу за этот опыт, и я бы повторила всё сначала. Абсолютно ни о чём не жалею. Да, сейчас определённые сложности, но, видимо, мы, беларусы, такие — избранные. Многие из нас должны начинать жить заново.
Не забудь подписаться на MOST в Телеграм. Мы главное медиа беларусов в Польше.
